17.02.2011 в 20:23
Пишет fucking harlequin:Сказка плохим детям. Глава 3. Шут.
Я сижу и смотрю на тебя. Ты меня завораживаешь. Твой танец входит в ритм с моим пульсом. В крови алкоголь и адреналин. Нэн тоже смотрит на тебя, сжимая мою руку. Она приобнимает меня, она пьяная, она веселая, она закусывает губу, а я думаю, что пора бы обратить на нее внимания. Но не могу. Я смотрю только на тебя. Плохой или хороший знак? Нэн поворачивается ко мне и проводит кончиком языка по моей щеке, я только ухмыляюсь своей кривой усмешкой, вокруг шум, всё мешается, всё сливается, и вдруг я слышу эту фразу.
читать дальше"Ты моя личная шлюу-у-у-уха...". Я резко поворачиваю голову к сцене. Нэн смеется мне на ухо, но я не слышу. Всё уходит на второй план, я вижу только сцену. И как тебя обнимает этот пьяный мудак. Он назвал тебя шлюхой. Своей шлюхой. У меня немного дрожат пальцы, зрачки сужаются и я чувствую, что меня охватывает это волшебное ощущение. "Вот и выход шута на сцену" - я говорю это вслух, а Нэн отшатывается, увидев мое лицо. Я не знаю, насколько оно искажено, но понимаю - сейчас будет весело. Руки тянутся к любимой игрушке, и в следующий момент карта со свистом рассекает воздух, задевая руку этого пьяного урода, который тянет ее к твоей шее. Я на ходу натягиваю шутовскую шляпу, делаю кувырок - и вот наш рыжий малый отлетает к стене. Запах крови, ее брызги пьянят меня и сводят с ума. Давно забытое чувство, когда мне хочется придумать что-нибудь эдакое, специально для него. Хочется заставить его сойти с ума от боли, стать таким же чокнутым, как и ваш покорный слуга. Пьяный ублюдок встает, держась за голову. Он шатается и его злит какой-то дурной мальчишка в шутовской шапке с бубенцами. Он позволяет алкоголю и эмоциям взять верх, а это такой прекрасный ход навстречу мне!..
- Я тебя сейчас заебошу, дело твое дрянь. - он щурит глаза и размахивается для удара. А я уклоняюсь и танцую вокруг него, картинно падаю на барную стойку и показываю язык Хозяину: "Слушай, братишка, с твоего позволения, сделай пару десятков стопок абсента, если хочешь увидеть действительно красивое представление". Хозяин раздумывает, немного презрительно смотрит мне в глаза: "Тебе есть чем платить?" - "Тебе настолько понравится это представление, что ты мне их простишь...порадуй красноволосую, порадуй моих зрителей, я не разочарую, не веришь?". Я улыбаюсь так, что уголки губ начинают кровоточить, шрамы там никогда не заживут до конца. Хозяин пристально вглядывается мне в глаза, но разума там не находит. Это его, как ни странно, удовлетворяет и он исполняет мою просьбу. А я встаю на руки и прыжком оказываюсь сзади того самого пьяного ублюдка, который слишком много о себе возомнил. "Привет, мой милый мальчик!" - я смеюсь ему в затылок, а потом карта оставляет глубокий порез у него на спине. Он резко выдыхает, оборачиваясь и обливая меня руганью. У него в руке осколок бутылки, стеклянная роза, которая рвет мне рубашку, оставляя на ней кровавую полосу. Боль, кровь, духота бара, всё это ударяет в голову и меня больше нет. Есть только ебаный психопат, который воплощает в жизнь свое кровавое представление. Я падаю на спину, даю ему возможность почувствовать собственную значимость и силу. Он бьет меня по лицу, разбивая в кровь губы, кривящиеся в ухмылке. Но мне быстро надоедает давать ему фору. Один из его ударов приходится на пол сцены, а зрители, с пьяным интересом наблюдающие этот цирк, слышат мой истеричный смех уже у барной стойки. Я кидаю очередную карту, и прекрасная дама с черными сердцами рассекает ему глаза. Он слеп, он не дееспособен, он сжимает зубы и закрывает руками лицо, сдерживая крик. Молодец парень, но меня это не устраивает. Я кувыркаюсь вокруг него, хожу колесом, расставляя в круг стопки абсента.
- Мальчик-мальчик, ты что грустишь?
Он пытается на звук ударить меня, но увы и ах, я быстрее.
- Я не грущу, чертов клоун, поверь мне. - выдыхает он с такой злостью, что она скоро материализуется в воздухе. Но у меня другие планы, пальцы сами тянутся к заветному ножику. "Нет, ты грустишь, грустишь, грустишь..." - я повторяю это всё чаще и громче, а он падает в моих руках, застывая от болевого шока. Его кровь у меня на лице, на рубашке, мешается с моей. На руках, которые вывели первую грустную рожу в своей жизни. "Ты грустишь, ты понимаешь, ты такой грустный, очень-очень грустный..." - я не могу сдержать смех, а люди отшатываются от сцены. "Ты грустный и тебе не нравятся мои шутки, да, мальчик?" - я шепчу ему это на ухо, а он сжимает в агонии мои руки. Он пытается улыбнуться, чтобы я оставил его в покое. Он понимает, что он не справится, инстинкт самосохранения орет у него в мозгу. "Ты не улыбаешься, плохой мальчик" - нараспев повторяю я. Он старается. Оскара ему за старание. Но даже превозмогая боль, он не может улыбаться. Потому что улыбка рваной раной опускает уголки нового рта вниз. У него текут слезы от боли, мешаясь с кровью. Мое сердце словно остановилось, я уже не живой, я замираю над ним.
- Ты грустный мальчик, ты скучный мальчик. Ты меня расстроил. А знаешь, что я делаю с такими мальчиками?.. - я наклоняю голову к нему и тихо-тихо разговариваю с ним в абсолютной тишине бара. - Я их убиваю.
Я поворачиваю голову к Хозяину, который взял тебя на руки и, пока толпа была увлечена моим цирком, унес к себе в подсобку. Он вернулся. И даже он отшатнулся от моего лица. Но мне сейчас всё равно. Я сегодня играю для вас, я развлекаю вас, я не даю вам скучать. Мы сегодня будем жечь. "Дружок, абсент надо же поджечь, чтобы вдохнуть его пары?.." - я говорю всё так же тихо и нараспев. Хозяин кивает, и на его лице появляется легкая полуулыбка, потому что - я удивлен - ему действительно нравится то, что я делаю. Он меня понимает. Но сейчас меня это не волнует. Я делаю сальто, забирая со стойки бутылку с остатками абсента.
- Мой грустный мальчик, выпей, может, это тебя развеселит? - я оттягиваю этого ублюдка за волосы, запрокидывая ему голову и поливаю ему лицо абсентом. Он уже оглушен болью и моим смехом сдвинутого психопата, он подчиняется мне как кукла.
- Ты не веселишься даже от абсента! - я переигрываю возмущение и снова улыбаюсь. С этой улыбкой бросаю небрежно: "Музыку!.." и Хозяин включает музыку. В такт ударным я прохожу вокруг искалеченной марионетки, по стопкам абсента, кроша стекло. Мои ступни давят их с прекрасным звоном, я бросаю позади себя зажженную спичку - и на руках отхожу на несколько шагов. Моя новая марионетка в круге синеватого пламени, которое пробирается по облитой зеленым напитком одежде к лицу и волосам. Он теряет сознание, стоя на коленях и падает в неестественную позу распятой тряпичной куклы, а пламя медленно пожирает его. Я выплескиваю на него остатки абсента, а Хозяин молча добавляет горючей жидкости, самую малость, чтобы прогорело, как дрова. Люди зачарованны музыкой и отблесками пламени на стенах, моим смехом, этой кровавой шуткой. А я не могу подавить в себе желание убивать. Играть, снова играть, я на сцене, я снова в центре внимания, дамы и господа. Дальше я помню обрывками: чей-то крик, изуродованные лица, запах паленой кожи, Нэн, вжавшуюся в стенку. В конце концов меня оттаскивает от нее Хозяин, а она убегает из опустевшего бара, проклиная меня и день нашего знакомства. Наверное. Хотя она ненормальная, может, она не поверила в то, что я действительно хотел ее убить.
Хозяин вытащил меня через черный ход на улицу. Мне почему-то не хотелось его трогать. В памяти как влитой сидел момент понимающей улыбки на его лице.
- Послушай, дядь, остынь. - он обнимает меня за плечи, как старого друга. Другой рукой достает трубку, обернутую фольгой.
- Дай-ка огонька и успокойся. - он забирает у меня спички, затягивается и выпускает изо рта горьковатый дым. Сует трубку мне, я безумными глазами смотрю на нее, а он всё настойчиво предлагает мне присоединится. Я сдаюсь и делаю затяжку. Горло обжигает, легкие набиваются по самое нехочу. Держу сколько можно, медленно выдыхаю. Закрываю глаза, а Хозяин улыбается. Мы вдруг оба понимаем, что устали. Странное дело, мое сознание немного проясняется, я провожу рукой по лицу, стирая кровь. Шрамы на губах пульсируют, но это меня не волнует. Сердце начинает биться, немного сбито, немного нервно. Я беру свой разум под контроль и нахожу в себе силы спрятать нож, вытерев его о штанину.
- Вот так-то. - Хозяин удовлетворенно улыбается и снова делает затяжку. - Я почему-то сразу подумал, что тебя другим не уймешь.
Я усмехаюсь. Мы докуриваем, он прочищает трубку, потом поворачивается ко мне: "Там эта Чертовка, наверное, очухалась. Нельзя ее одну оставлять, сейчас дел натворит." - я чувствую в его голосе заботу, как о маленькой сестренке. "Да и трупы надо куда-то деть" - задумчиво говорит он, заходя обратно в бар. Я следую за ним. Мы сжигаем тела на заднем дворе, закапывает останки, а мою марионетку отдаем бродячим псам. Я не мясник, чтобы разделывать трупы, так что собаки волокут его тело по мостовым ночного города прочь, в свое логово. Я даже не смотрю им вслед. Я на сегодня наигрался.
В подсобке, куда Хозяин меня привел, на стареньком диване, лежишь ты. Он укрыл тебя пледом, снял кеды. Сам пошел обратно в зал, убирать осколки стопок. А я сажусь рядом с тобой на полу, опираясь спиной и согнув ноги в коленях. Стягиваю колпак с головы, ерошу волосы и провожу пальцами по своим порезам. Хозяин заглядывает на минутку, оставляет мне бинты, вату и какой-то пузырек с дезинфицирующей жидкостью. Я стаскиваю с себя рубашку, оглядываю длинный порез, идущий наискосок по грудной клетке. Не очень глубоко, но шрам останется. Медленно промываю свои порезы, как-то устало, на автомате. Слежу, проснулась ты или нет. Хозяин говорил, ты очнулась, а потом уснула, слишком много эмоций и физической встряски. Я так и засыпаюсь: сидя на полу, положив голову на руки на согнутых коленях. После безумного представления. Рядом с моей принцессой.
URL записиЯ сижу и смотрю на тебя. Ты меня завораживаешь. Твой танец входит в ритм с моим пульсом. В крови алкоголь и адреналин. Нэн тоже смотрит на тебя, сжимая мою руку. Она приобнимает меня, она пьяная, она веселая, она закусывает губу, а я думаю, что пора бы обратить на нее внимания. Но не могу. Я смотрю только на тебя. Плохой или хороший знак? Нэн поворачивается ко мне и проводит кончиком языка по моей щеке, я только ухмыляюсь своей кривой усмешкой, вокруг шум, всё мешается, всё сливается, и вдруг я слышу эту фразу.
читать дальше"Ты моя личная шлюу-у-у-уха...". Я резко поворачиваю голову к сцене. Нэн смеется мне на ухо, но я не слышу. Всё уходит на второй план, я вижу только сцену. И как тебя обнимает этот пьяный мудак. Он назвал тебя шлюхой. Своей шлюхой. У меня немного дрожат пальцы, зрачки сужаются и я чувствую, что меня охватывает это волшебное ощущение. "Вот и выход шута на сцену" - я говорю это вслух, а Нэн отшатывается, увидев мое лицо. Я не знаю, насколько оно искажено, но понимаю - сейчас будет весело. Руки тянутся к любимой игрушке, и в следующий момент карта со свистом рассекает воздух, задевая руку этого пьяного урода, который тянет ее к твоей шее. Я на ходу натягиваю шутовскую шляпу, делаю кувырок - и вот наш рыжий малый отлетает к стене. Запах крови, ее брызги пьянят меня и сводят с ума. Давно забытое чувство, когда мне хочется придумать что-нибудь эдакое, специально для него. Хочется заставить его сойти с ума от боли, стать таким же чокнутым, как и ваш покорный слуга. Пьяный ублюдок встает, держась за голову. Он шатается и его злит какой-то дурной мальчишка в шутовской шапке с бубенцами. Он позволяет алкоголю и эмоциям взять верх, а это такой прекрасный ход навстречу мне!..
- Я тебя сейчас заебошу, дело твое дрянь. - он щурит глаза и размахивается для удара. А я уклоняюсь и танцую вокруг него, картинно падаю на барную стойку и показываю язык Хозяину: "Слушай, братишка, с твоего позволения, сделай пару десятков стопок абсента, если хочешь увидеть действительно красивое представление". Хозяин раздумывает, немного презрительно смотрит мне в глаза: "Тебе есть чем платить?" - "Тебе настолько понравится это представление, что ты мне их простишь...порадуй красноволосую, порадуй моих зрителей, я не разочарую, не веришь?". Я улыбаюсь так, что уголки губ начинают кровоточить, шрамы там никогда не заживут до конца. Хозяин пристально вглядывается мне в глаза, но разума там не находит. Это его, как ни странно, удовлетворяет и он исполняет мою просьбу. А я встаю на руки и прыжком оказываюсь сзади того самого пьяного ублюдка, который слишком много о себе возомнил. "Привет, мой милый мальчик!" - я смеюсь ему в затылок, а потом карта оставляет глубокий порез у него на спине. Он резко выдыхает, оборачиваясь и обливая меня руганью. У него в руке осколок бутылки, стеклянная роза, которая рвет мне рубашку, оставляя на ней кровавую полосу. Боль, кровь, духота бара, всё это ударяет в голову и меня больше нет. Есть только ебаный психопат, который воплощает в жизнь свое кровавое представление. Я падаю на спину, даю ему возможность почувствовать собственную значимость и силу. Он бьет меня по лицу, разбивая в кровь губы, кривящиеся в ухмылке. Но мне быстро надоедает давать ему фору. Один из его ударов приходится на пол сцены, а зрители, с пьяным интересом наблюдающие этот цирк, слышат мой истеричный смех уже у барной стойки. Я кидаю очередную карту, и прекрасная дама с черными сердцами рассекает ему глаза. Он слеп, он не дееспособен, он сжимает зубы и закрывает руками лицо, сдерживая крик. Молодец парень, но меня это не устраивает. Я кувыркаюсь вокруг него, хожу колесом, расставляя в круг стопки абсента.
- Мальчик-мальчик, ты что грустишь?
Он пытается на звук ударить меня, но увы и ах, я быстрее.
- Я не грущу, чертов клоун, поверь мне. - выдыхает он с такой злостью, что она скоро материализуется в воздухе. Но у меня другие планы, пальцы сами тянутся к заветному ножику. "Нет, ты грустишь, грустишь, грустишь..." - я повторяю это всё чаще и громче, а он падает в моих руках, застывая от болевого шока. Его кровь у меня на лице, на рубашке, мешается с моей. На руках, которые вывели первую грустную рожу в своей жизни. "Ты грустишь, ты понимаешь, ты такой грустный, очень-очень грустный..." - я не могу сдержать смех, а люди отшатываются от сцены. "Ты грустный и тебе не нравятся мои шутки, да, мальчик?" - я шепчу ему это на ухо, а он сжимает в агонии мои руки. Он пытается улыбнуться, чтобы я оставил его в покое. Он понимает, что он не справится, инстинкт самосохранения орет у него в мозгу. "Ты не улыбаешься, плохой мальчик" - нараспев повторяю я. Он старается. Оскара ему за старание. Но даже превозмогая боль, он не может улыбаться. Потому что улыбка рваной раной опускает уголки нового рта вниз. У него текут слезы от боли, мешаясь с кровью. Мое сердце словно остановилось, я уже не живой, я замираю над ним.
- Ты грустный мальчик, ты скучный мальчик. Ты меня расстроил. А знаешь, что я делаю с такими мальчиками?.. - я наклоняю голову к нему и тихо-тихо разговариваю с ним в абсолютной тишине бара. - Я их убиваю.
Я поворачиваю голову к Хозяину, который взял тебя на руки и, пока толпа была увлечена моим цирком, унес к себе в подсобку. Он вернулся. И даже он отшатнулся от моего лица. Но мне сейчас всё равно. Я сегодня играю для вас, я развлекаю вас, я не даю вам скучать. Мы сегодня будем жечь. "Дружок, абсент надо же поджечь, чтобы вдохнуть его пары?.." - я говорю всё так же тихо и нараспев. Хозяин кивает, и на его лице появляется легкая полуулыбка, потому что - я удивлен - ему действительно нравится то, что я делаю. Он меня понимает. Но сейчас меня это не волнует. Я делаю сальто, забирая со стойки бутылку с остатками абсента.
- Мой грустный мальчик, выпей, может, это тебя развеселит? - я оттягиваю этого ублюдка за волосы, запрокидывая ему голову и поливаю ему лицо абсентом. Он уже оглушен болью и моим смехом сдвинутого психопата, он подчиняется мне как кукла.
- Ты не веселишься даже от абсента! - я переигрываю возмущение и снова улыбаюсь. С этой улыбкой бросаю небрежно: "Музыку!.." и Хозяин включает музыку. В такт ударным я прохожу вокруг искалеченной марионетки, по стопкам абсента, кроша стекло. Мои ступни давят их с прекрасным звоном, я бросаю позади себя зажженную спичку - и на руках отхожу на несколько шагов. Моя новая марионетка в круге синеватого пламени, которое пробирается по облитой зеленым напитком одежде к лицу и волосам. Он теряет сознание, стоя на коленях и падает в неестественную позу распятой тряпичной куклы, а пламя медленно пожирает его. Я выплескиваю на него остатки абсента, а Хозяин молча добавляет горючей жидкости, самую малость, чтобы прогорело, как дрова. Люди зачарованны музыкой и отблесками пламени на стенах, моим смехом, этой кровавой шуткой. А я не могу подавить в себе желание убивать. Играть, снова играть, я на сцене, я снова в центре внимания, дамы и господа. Дальше я помню обрывками: чей-то крик, изуродованные лица, запах паленой кожи, Нэн, вжавшуюся в стенку. В конце концов меня оттаскивает от нее Хозяин, а она убегает из опустевшего бара, проклиная меня и день нашего знакомства. Наверное. Хотя она ненормальная, может, она не поверила в то, что я действительно хотел ее убить.
Хозяин вытащил меня через черный ход на улицу. Мне почему-то не хотелось его трогать. В памяти как влитой сидел момент понимающей улыбки на его лице.
- Послушай, дядь, остынь. - он обнимает меня за плечи, как старого друга. Другой рукой достает трубку, обернутую фольгой.
- Дай-ка огонька и успокойся. - он забирает у меня спички, затягивается и выпускает изо рта горьковатый дым. Сует трубку мне, я безумными глазами смотрю на нее, а он всё настойчиво предлагает мне присоединится. Я сдаюсь и делаю затяжку. Горло обжигает, легкие набиваются по самое нехочу. Держу сколько можно, медленно выдыхаю. Закрываю глаза, а Хозяин улыбается. Мы вдруг оба понимаем, что устали. Странное дело, мое сознание немного проясняется, я провожу рукой по лицу, стирая кровь. Шрамы на губах пульсируют, но это меня не волнует. Сердце начинает биться, немного сбито, немного нервно. Я беру свой разум под контроль и нахожу в себе силы спрятать нож, вытерев его о штанину.
- Вот так-то. - Хозяин удовлетворенно улыбается и снова делает затяжку. - Я почему-то сразу подумал, что тебя другим не уймешь.
Я усмехаюсь. Мы докуриваем, он прочищает трубку, потом поворачивается ко мне: "Там эта Чертовка, наверное, очухалась. Нельзя ее одну оставлять, сейчас дел натворит." - я чувствую в его голосе заботу, как о маленькой сестренке. "Да и трупы надо куда-то деть" - задумчиво говорит он, заходя обратно в бар. Я следую за ним. Мы сжигаем тела на заднем дворе, закапывает останки, а мою марионетку отдаем бродячим псам. Я не мясник, чтобы разделывать трупы, так что собаки волокут его тело по мостовым ночного города прочь, в свое логово. Я даже не смотрю им вслед. Я на сегодня наигрался.
В подсобке, куда Хозяин меня привел, на стареньком диване, лежишь ты. Он укрыл тебя пледом, снял кеды. Сам пошел обратно в зал, убирать осколки стопок. А я сажусь рядом с тобой на полу, опираясь спиной и согнув ноги в коленях. Стягиваю колпак с головы, ерошу волосы и провожу пальцами по своим порезам. Хозяин заглядывает на минутку, оставляет мне бинты, вату и какой-то пузырек с дезинфицирующей жидкостью. Я стаскиваю с себя рубашку, оглядываю длинный порез, идущий наискосок по грудной клетке. Не очень глубоко, но шрам останется. Медленно промываю свои порезы, как-то устало, на автомате. Слежу, проснулась ты или нет. Хозяин говорил, ты очнулась, а потом уснула, слишком много эмоций и физической встряски. Я так и засыпаюсь: сидя на полу, положив голову на руки на согнутых коленях. После безумного представления. Рядом с моей принцессой.